Новая проза. Запой

06.09.2019 2:03

Он то и дело протирал лоб, глубоко вдыхал морозный воздух и молча ругался: «Утро субботы, спать да спать. Вляпался неизвестно во что из-за этого Ёсика-карлосика». Однако цель поездки Левкину была известна, и ругался он не со зла, а, скорее, для бодрости духа. Во-первых, Иосиф Карлович Шульц, которого поминал Левкин, был не только соседом Левкина, но и самым его близким другом еще со школьных времен. Во-вторых, именно во исполнение священного долга дружбы Левкин ехал, обливаясь потом, в холодном автобусе по маршруту Шишковка – Саяны. Нащупывая сквозь пуховик бутылку, Левкин успокаивался – все хорошо закончится, что хорошо началось!

А начиналось между тем все действительно с хорошего – Шульц ждал прибавления семейства. Отмечать это радостное событие друзья начали сразу, как только свезли супругу в роддом. Пили коньяк и что-то иностранное. Вот только под самое утро вышла неурядица, но и та на фоне такого события казалась мелкой и даже в чем-то забавной. Дело в том, что Шульцу позвонила супруга и потребовала его к себе. И все бы ничего, но во ВСГАКИ, где преподавал Шульц, приехала чрезвычайно важная комиссия. Ехать на лекцию или ехать к жене? Вот в чем вопрос! Чтоб не пришлось разорваться надвое, Левкин, как настоящий друг, с ходу предложил свою помощь, а Шульц, как друг не менее настоящий, сразу согласился.

– Главное, не тушуйся, – говорил он, – даже если заглянут, что не факт, – поздороваются и всё. Энергичная блондинка, полненькая такая, если будет глазеть, не обращай внимания, это ректор наш Лариса Ивановна Ржаная. Женщина она правил строгих, но баба хорошая. При москвичах промолчит, а потом я ей все распишу... как по нотам! Сейчас звонить – сам понимаешь.

Конечно, в четыре утра звонить ректору и просить об отмене лекции – наглость и полное бесстыдство.

– Пойми, – говорил Шульц, – в этом нет ничего сложного. Придешь, на вахте возьмешь ключики, найдешь аудиторию и сядешь себе тихонько. Всё! Только подойди пораньше – минут за пятнадцать, посмотри тему семинара. На столе расписание, там все указано: и группа, и тема. Говорить не придется, спрашивай почаще. Студенты сами все расскажут. Сдюжишь?

– Да не вопрос! – бил себя в грудь Левкин. – Хоть два семинара! Опыт есть!

И действительно, некоторый опыт подобных мероприятий у Левкина был: как-то по просьбе классной руководительницы сына он рассказывал школьникам о безопасном поведении на путях (Левкин был железнодорожником).

– Самое главное, – говорил Шульц, – костюм. Комиссия московская – в любой момент могут заглянуть. Так что галстук – обязательно!

Левкин поутру выскочил было, одевшись по инерции, как к себе на работу, но вовремя спохватился, вернулся, переоделся и про галстук не забыл. А заодно прихватил бутылку коньяка, оставшуюся с ночи.

– Лёвкин? – спросила на вахте строгая женщина, записывая и выдавая ключи.

Левкин не стал ее поправлять и кивнул утвердительно, хотя фамилия его на самом деле произносилась и писалась через «е» – Левкин. Но с детства все вокруг, начиная с воспитателя детского сада и заканчивая коллегами по работе, упорно вставляли в его фамилию букву «ё».

Левкин получил ключи, без труда нашел аудиторию и занял место преподавателя. Для укрепления спокойствия отхлебнул коньяка. Он отыскал на столе расписание занятий и углубился в изучение. В графе напротив сегодняшнего числа стояло: второй курс, тема... Левкин отложил листок и протер глаза. Потом заглянул в расписание снова и произнес: «Да уж!». Удивляться было чему. В расписании черным по белому значилось: группа двести пять, хоровики-заочники, тема «ЗАПОЙ».

Левкин, как бывший советский студент, не доверял современному образованию, считая его несерьезным и легковесным, однако сейчас он оценил актуальность темы. Правда, сразу не совсем было понятно, с какой стороны это относится к музыкально-педагогической деятельности, но, с другой стороны, рассуждал Левкин, кому как не людям культуры разбираться в таких важных вопросах.

В аудиторию ввалилась группа молодых людей:

– А Иосиф Карлович где? У нас лекция...

– Заходите. Я за него, – ответил Левкин и на всякий случай, когда студенты расселись, решил уточнить: – Группа двести пять, хоровики-заочники?

– Да, – загалдели студенты, – мы.

– А тема у вас какая сегодня?

– Русская культура. Запой, – последовали ответ и хихиканье.

– Смешки на задней парте, – строго сказал Левкин, а сам подумал: «Ну что ж, запой так запой».

Потом, создав озабоченный вид, изрек:

– Тема серьёзная – готовьтесь. Я на минуту отлучусь.

В здании было тихо. Левкин вспомнил о московской комиссии, которая рыскала где-то по этажам, быстро отыскал туалет, заперся в кабинке, достал заветную бутылку и приложился. Хотел закурить, но, вспомнив об антитабачной кампании и о том, что в учебных заведениях курить запрещено вовсе, сунул сигареты обратно. Вместо этого выпил еще и решительно направился в аудиторию.

Зайдя в класс и оглядев студентов, Левкин, неизвестно с чего, вдруг почувствовал жалость к этим будущим деятелям культуры. На этом приступе сострадания он почему-то вспомнил о Макаренко. Вспомнил и о моральном долге и обязанностях настоящего педагога, кстати, в качестве которого он здесь и находился. А что он мог дать этим молодым, только начинающим жить людям? Только поделиться жизненным опытом. И хоть Левкин не считал себя алкоголиком, но некоторый опыт по части пролонгированного пьянства, что в народе зовется запоем, у него имелся. «Спрашивать не буду. Сам расскажу», – подумал он, с минуту помолчал, собираясь с мыслями, и начал вещать. А так как все хорошее в России начинается с Пушкина, с него он и начал: «Сосед наш неуч; сумасбродит; Он фармазон; он пьет одно, стаканом красное вино». С выразительными литературными сравнениями, эпитетами и метафорами говорил Левкин о проблеме запоя и его значении для русской культуры. Душа его, облаченная коньячными парами, порхала, а глаза студентов отслеживали каждый зигзаг его мысли. Подогреваемый этими взглядами, Левкин увлеченно импровизировал. Он говорил и говорил, извлекая из русского языка все выразительные средства.

За все это время один раз только сделал он паузу, чтоб перевести дух и выскочить до туалета. Потом лекция продолжилась с новой энергией. Левкин помнил, что в какой-то момент внимание аудитории переключилось на группу вошедших людей в костюмах и при галстуках. Среди них выделялась полная, крашеная блондинка. Она излишне суетилась и, видимо, на что-то пыталась намекнуть, строя рожи и подмигивая левым глазом. Наверное, ей было стыдно за опоздание, и Левкин позволил присутствовать опоздавшим. «Садитесь и слушайте!» – разрешил он великодушно.

И вновь покатилась мысль от мифического Диониса до современных достижений крымского виноделия. Левкин убедительно и стройно, как бильярдный кий, описывал различия между веселым летним запоем и депрессивным осенним пьянством, между задумчивым зимним питием и весенним винным променадом. Вдохновенно, как песня, звучал его голос. «Ах ты, пьяная тетеря, – вспоминал он из похождений Пахомыча и продолжал великим Высоцким: – Ой, где был я вчера!». ...А потом были аплодисменты?!

Хотя насчет аплодисментов Левкин уверен не был. Потому что на каком-то этапе память его закружила лихое фуэте, упала и распалась на осколки: как спускался он с Шульцем по лестнице, доставал ключи от дома и валился на кровать...

Сейчас звонили в дверь. Настойчиво. Пришел Шульц с коньяком, живо ополоснул бокалы и налил. Закуска, чуть подсохшая, стояла на столе со вчерашнего дня.

– Не родила ещё. Опять в роддом поехал, – вздохнул Шульц.

Выпили за здоровье будущей мамы.

– Ты как себя чувствуешь?

– Плохо, – ответил Левкин. – А виноват коньяк, будь он проклят!

– Ну ничего, – выпили за здоровье Мастера.

– Слушай, – Левкина, как новоиспеченного педагога, так и подмывало спросить о проведенном семинаре, – а что студенты? Довольны?

– Студенты очень довольны, – ответил Шульц. – И комиссия довольна. Обещали премию выписать.

– Кому?

– Мне, разумеется. По случаю рождения ребёнка.

От разливающегося тепла, удовлетворения от выполненного долга Левкину стало хорошо и захотелось, чтоб Шульц сказал еще что-нибудь приятное.

– А мне ничего не обещали?

Шульц засмеялся:

– Тебе общество трезвости заплатит. Я сказал, что ты лектор из общества трезвости. Пригласил лекцию прочитать на общественно значимую тему.

– А при чем тут общество трезвости? Зачем? – не понял Левкин.

– Это у тебя надо спросить, зачем. Зачем ты студентам о пьянстве начал рассказывать?

– Я же... ты же... – Левкин растерялся и почувствовал оскорбительную несправедливость. – У тебя в расписании эта тема стоит! И студенты подтвердили!

– Да, – согласился Шульц, – тема хорошая. А студенты чего хочешь подтвердят. Я по цыганской музыкальной культуре диссертацию пишу, вот и затолкал в лекции Запоя, чтоб лишний раз его помусолить, так сказать.

Шульц театрально вздохнул и развел руки.

– Так что спасибо. Спасибо за то, что ты так красочно ознакомил студентов с темой запоя. Но имелось в виду несколько иное. ЗА-пой, – Шульц сделал ударение на первом слоге. – Иван Иванович ЗАпой, русский дирижер и композитор конца девятнадцатого века. Из цыган, потому и фамилия такая необычная. Он ребенком с табора удрал, чтоб музыке учиться...

Левкин хлопал глазами и смотрел непонимающе. «Обидеться или покаяться», – думал он. Потер лоб и определился с покаянием. Опустил глаза. Ему стало стыдно, но не перед Шульцем, а перед студентами, которых, скорее всего, он больше не увидит.

Шульц тем временем продолжал:

– Ивану Ивановичу Запою предрекали большое будущее, но он умер молодым. Кстати, скончался в один день с Мусоргским.

– Надо же, – вздохнул Левкин.

Не чокаясь, выпили. Также, не чокаясь, помянули Мусоргского.

– Ладно, – сказал Шульц, – я поехал. Сегодня родит, я думаю.

Левкин проводил друга и отправился спать. И снились ему широкое застолье и цыганский табор, и затягивали они песню «Эх, разгуляйся, русская душа...», а посередине на возвышении стоял и дирижировал этим разноголосым хором Иван Иванович Запой – несбывшаяся надежда великой русской культуры.

Новая проза. Запой Сергей Левченко - автор рассказа «Запой», занявшего третье место в номинации «Классический» (традиционный) III литературного конкурса «Новая проза». Всерьез начал заниматься литературным творчеством, по словам Сергея, благодаря именно «Новой прозе». Участвует в конкурсах сценариев и пьес на федеральных площадках, продолжает работу над детской повестью. Основной темой творчества автора являются судьбы людей, острые социальные конфликты, противоречия времени. Рассказ «Запой», как признался С. Левченко, написан в память о своей работе преподавателем ВСГАКИ. Лауреат I и II литературных конкурсов «Новая проза».