Шикотан

Шикотан

В прошлом июле ходили там. Не напрягались, подвигами не занимались. Активный отдых. Ведь у нас были две крайности: дети и пенсионеры. "Старый что малый", поэтому всем было комфортно.

В начале лета звоню товарищу:

— Володя, можно мне с вами на Шикотан?

Владимир Николаевич Малофеев и Ирина Викторовна Карогодина, педагоги ЦДЮТ, ведут туда группу детей.

— Тёзка, ты знаешь… — он помолчал в трубку. — Не ты один просишься. Родители детей тоже хотят — а у меня своя программа похода. Не хочу, чтобы кто-то встревал, мешал, сопли у детей вытирал. Молодым полезно побыть без родителей, в будущей жизни им пригодится.

Владимир прав. Тайга и походная жизнь подготовили наше с ним поколение к взрослой жизни. Уметь "дом" поставить (палатку). Верить компасу, рельеф с карты читать. Зарослей и дождя не бояться, быть настороже. Уметь держать температуру тела 36,6 днём и ночью. Умыться-помыться не в умывальнике — в дикой реке. Рыбу поймать, не "мама-кушать-свари-меня-накорми".

Сам себя обслуживал я, мальчик. Как солдат. Поэтому — потом — было много легче на срочной службе в учебном отряде подводного плавания. Там у "маменькиных сынков" я видел в глазах тоску, они ничего не умели, опускались, даже одежду стирать не умели, от них дурно пахло.

В итоге решили: идём двумя группами. Владимир Николаевич и Ирина Викторовна с детьми и мы, группа родителей. ИДЁМ вместе. А вот СТОЯТЬ лагерями будем отдельно. Не очень далеко. На расстоянии свиста.

17 июля мы на пристани у теплохода "Игорь Фархутдинов".

В отпуск уезжают на "большой четвёрке": поезд, машина, самолёт, теплоход. И быстрее всего мы оказываемся в отпуске на воде! Когда этот поезд доедет, машина домчит, самолёт долетит… А тут как отчалит судно от стенки в Корсакове — сразу повышается настроение. Вы уже в путешествии!

Корабль — самый романтичный вид транспорта.

"Как провожают пароходы, совсем не так, как поезда. Морские медленные воды, не то что рельсы в два ряда…".

Ей богу, добрая песня Эдуарда Хиля нисколько не хуже знаменитой "Славянки". Под неё можно отправлять туристов на Курилы. Я бы рекомендовал её нашему туристическому начальству. Ведь надо нам как-то отличиться, по-своему. По-сахалински, по-курильски.

Исчезает Корсаков, идем вдоль Тонино-Анивы. Все пассажиры на левом борту, глядим в берег. Вот гора Крузенштерна, вот мыс Белый Камень. Всё памятные места… Этой весной ходили втроём на мыс Анива, я скакал-напрягался по глыбам скалистого берега — а нынче, как на экскурсии, теплоход везёт.

Зябко, холодно — а всё не ухожу, не могу наглядеться… На скале поэзия в архитектуре. Словно замок Иф из "Граф Монте-Кристо" стоит скала Сивучья с самым красивым маяком Сахалина (Может, ДВ? Или даже всей России? Надо общероссийский конкурс провести).

Прощай, Сахалин! Ухожу вниз в каюту, там тепло и печеньки дают.

День да ночь — сутки прочь. Чалимся в Малом, так его местные зовут.

У Андрея Клитина есть очерк про Парамушир. Называется "Остров, где нет дорог". Шикотан (по сравнению с соседними Кунаширом и Итурупом) — остров, где нет асфальта. Было бы глупо тащить детей пешком по пыли в Крабозаводское и дальше.

Поэтому нас ждут пять джипов. За 3 тысячи рублей с человека поедем в сторону бухты Церковной. Кормим детей в кафе — и в путь.

Проехали Крабозаводск, дорога всё хуже… Вот первый джип затормозил. "Извините, дальше не сможем". Так это и хорошо! Здесь нет людей, вокруг только прекрасная природа Шикотана. Пора с ней объединиться.

Весёлая суматоха, дети тащат из машин свои рюкзаки. До Церковной остаётся 6 километров. Это хорошее расстояние для первого дня, чтобы размяться под рюкзаками, а потом ставить лагерь.

Приятная дорожка вьётся по долинам и по взгорьям на невысокий перевал. Нет сплошного леса. Характерный шикотанский пейзаж: на светлой зелени сплошного бамбука — тёмные рощи и одинокие деревья для живописца разбросаны. Рисуй иль фотай.

Здесь мы ближе к Японии. Подобные пейзажи на Сахалине видел только на крайнем юге.

Идём-наслаждаемся, город Южно-Сахалинск из головы испаряется. Как на рисунках Марка Шагала из головы моей дома и асфальт вверх улетают. Туда им и дорога. Улетайте!

Вот перевал. Справа гора Ноторо, слева гора Томари (два древних потухших вулкана). Тропа петляет вниз по ручью. Здесь высокая трава и нифига не видно вокруг. Чувствую, как внутри меня растёт напряжение. Глаза шире открылись. Глаза ищут ЕГО… ЕГО тропы ищут, когти, следы лап…

Тьфу, чёрт! Их нет здесь! Нет на Шикотане медведей! Совсем забыл. Но глаза мне сразу не поверили, ещё пару дней искали. Привычка сахалинская.

Кто страшней медведей?

Ещё прошлой зимой Владимир взял меня на рыбалку. Едем в Охотск, говорим о планах на лето. Он на Шикотан второй год подряд.

— Почему опять этот остров?

— В 2017 году ходил по Сахалину вокруг мыса Крильон. Некомфортно. Медведи! Страха нет, но я-то не один, с детьми. На Шикотане медведей нет.

Я не стал дальше расспрашивать. Понятно и так: страх родителей за детей отравляет удовольствие от походов.

Медведи — это фигня. Родители для Владимира страшней медведей! Ведь было дело: в соцсетях кто-то запустил фейковую новость, что на Сахалине медведь ребёночка сожрал.

— Володя! — звоню ему. — Что, правда?!

— И ты! Мне сегодня уже 15 пап-мам позвонили! — и он ещё долго ругался в телефон. С того случая я завязал с ним на тему "дети-медведи".

Потому что по своему опыту знаю: "интернет-медвед" — это зло. Я в прошлом веке с 15 лет ходить в тайгу начал. Считал встречи с медведями, записывал в дневник. К концу века имел примерно 200 встреч. В группе и в одиночку.

Опасался, но шёл в тайгу, там по-разному бывало. И самец на дыбы вставал — ужасал, и медведица по высокой траве гоняла нас с Сашей Медниковым на реке Пурш-Пурш, когда волонтёрили от ЭВС…

В этом веке, в двадцать первом, уже не считал встреч с медведями, обвыкся. А когда появился интернет, и там начались публикации видео-фото-ужастиков — меня это ошеломило. Взрослый, опытный человек — я стал бояться тайги!

Со временем это прошло, "интернет-медвед" уже не боюсь, а настоящих медведей… Я не употребляю слово БОЮСЬ, нельзя боятся. Моё слово: ОСТЕРЕГАЮСЬ. Между двумя словами большая разница, кто имеет опыт — поймёт.

— Поэтому ну его нафиг, этот Крильон… — Володя выворачивает руль, тормозит на берегу у МЧС. Вытаскиваем бур, санки… — Поведу детей опять на Шикотан, за этот остров мне никто мозги не будет компостировать.

Справедливости ради добавлю: наши дети гибнут везде. И в посёлке Сокол на соревнованиях по ориентированию в 2008 году медведица убила девочку и ранила мальчика…

Что ж с того? Сахалинский молодой человек, пацан и девчонка, будут бояться медведей? Да не бывать этому никогда! "Сквозь тернии к звёздам".

С тропы увидели водную гладь. С удовольствием вылезаем на берег из болота и трав. После лесных закоулков здесь очень просторно, душа радуется. Да! Самая настоящая Церковная! Храм для тех, кто поклоняется Природе.

Людей нет, всё вокруг принадлежит только нам. Тишина, и только зыбь равномерно бьёт об песок. Хлоп! Хлоп! Это не Японское, не Охотское море "хлопает в ладоши". Это сам Тихий океан поздравляет нас с приходом.

Пляж длинный и ровный, широкий, самолёт может сесть. Я здесь впервые. Много слышал про бухту, 100 раз видел фотки в инете, они прям тропической красоты.

Нынче туман, справа-слева утёсы едва видно. Девятый Вал (остров на выходе из бухты) — его не видно совсем. А всё равно хорошо, ведь "у природы нет плохой погоды".

По плану здесь три ночёвки. Каждая группа выбрала место стоянки, и мы принялись обустраивать свои лагеря. Закипела работа…

Олегу, единственному из нас, я уделю целую главу. Есть за что. До этого незнакомый нам всем, он оказался самым ценным человеком в группе родителей. Почему? Есть такие редкие люди, им скучно отдыхать, поэтому они беспрерывно работают.

В Церковной дети встали на старый лагерь — мы рядом делали стоянку с ноля. Топтали траву, рубили-валили сухие деревья, притащили с пляжа катушку от кабеля, она стала обеденным столом. Верёвки для сушки вещей, кострище, чурки рядом, чтобы сидеть… Много всякой бивачной работы.

Бывало, все дела переделаем, отужинаем, вечером сядем у костра. Отдыхаем, болтаем — и смотрим на Олега.

Можно бесконечно долго смотреть в горящий костёр и на плеск прибоя. И на работающего Олега. Он притормозил только к следующему вечеру, когда вкопал брёвна и сделал тент, укрытие от дождя — но и потом не бездельничал, везде первый, "нам хлеба не надо — работу давай".

Разбаловал наших женщин, те под конец даже и за дровами не ходили. Кто бывал в экспедициях, тот знает: таким людям цены нет.

Помню, в конце похода, в бухте Солдатской, я заснул после обеда, выполз сонный из своей одноместной палатки. У костра Олег расщеплял топором поленья на две половины, потом на четыре, на шесть…

Я долго на это смотрел, думал. Так прикидывал, эдак… Не понял, спросил, наконец:

— Зачем?

— Делать мне нефиг! — в сердцах воскликнул он. Вид у него был расстроенный. — Всё уже переделал, нету работы…

С утра гуляем в Малую Церковную, она рядом. Маленькая бухточка, ширина всего метров 100 между входными скалами-воротами — и аж два причала японских (их остатки), осколки посуды на пляже. Есть фарфор со звёздами. Это "милитари джапан", посуда воинов Императорской армии. Сверху бухту охраняют траншеи, стрелковые ячейки. К концу войны окопались, боялись американского десанта — а пришли Советы, взяли остров без боя.

Дети и взрослые, все смотрим под ноги. Вот уголь каменный. Откуда? На Шикотане нет месторождений. У японцев для печек переносных был древесный уголь. Косвенное доказательство, что после них жили здесь русские, и уголь этот — привозной.

В ручье большой чугунный чан, расколот пополам. Вот красные кирпичи, все без клейма производителя, вот тяпки кованные, всякая всячина…

Напротив, совсем близко живописный остров Айвазовского. По всему видно, посёлок был процветающий. Отдельное уютное место для жизни, чья-то молодость здесь прошла. Где-то в далёких городах доживают жизнь старики, и во снах снится им милая малая Родина, красивая бухта...

Нагулялись, костёр, варим-обедаем. Владимир учит девочек мыть посуду без химии:

— Вот, взяли в ручки морской травы! Добавили в неё немножко песка, и трите чашки свои.

Пацанов гоняет:

— Захар! Я уже говорил: не ходи по отливу в кроссовках. Ноги намочишь. Ещё раз пойдёшь — в лоб получишь.

Уходим, прощай краса-бухта. Идём бездорожьем, в бамбуке изловили местную лягушку. Миниатюрная квакша, как детская игрушка. Зелёная прелесть с присосками на лапках, чтобы лазить по кустам и деревьям.

А вот Николай (идёт впереди) вышел на сумаха, лианы коварные.

— Осторожно, ипритка! — командует детям Владимир, и мы опасливо топчем тропу подальше от лиан.

Все боятся её, поэтому много легенд. Вот одна. Император хотел привезти на остров дочь, но она боялась змей. Он приказал развести здесь ипритку, поэтому на Шикотане нет змей.

Радиалка в бухту Дельфин. Сначала по дороге, потом стали обходить болото по горам и лесам. С деревьев свисает роскошный мох-бородач, верный признак экологически чистого места и любимая еда кабарги. Хочется на минутку стать оленем, чтобы съесть его.

Маршрут оказался тяжёлым. Решили забить на Дельфинку, свернули ближе, к маленькой бухте поэта Волошина.

Опять райское место. Серпом выгнулся пляж с идеально ровным песком, топтать его некому. Скалы сторожат покой поэтической бухты. После городских муравейников здесь душевно и чисто. Словно Бог создал бухту только что, перед нашим приходом.

Возможно, из-за удобных бухт остров и получил айнское название "Лучшее место". А у русских землепроходцев — остров Фигурный. Кто имел счастье побывать на всех Курильских островах, тот знает, что у каждого острова — своя особенность, своё "лицо".

Только один имеет многолетние нетающие ледники, другой напрямую связан с печальной для американцев датой Перл Харбор, у этого была единственная в мире взлётная полоса с подогревом от вулканического тепла (это не правда, но это не важно), у этого самый высокий вулкан, этот широко известен последней битвой Второй Мировой Войны, тот самый большой, этот мельчайший, а здесь обнаружены необычные формы жизни в кратере подводного вулкана. И так далее.

Шикотан. Ему нет равных на Курилах по количеству красивейших бухт на километр береговой линии.

Так сложилось, люди живут сейчас на охотской стороне Шикотана. Там рабочее Охотское море. Океанская сторона для релакса и созерцания, любования. Неспроста эта часть острова названа именами художника, поэта и музыканта.

Первый солнечный день. Открылись вершины, что были в тумане, остров Девятый Вал. Самые неутомимые ушли в бухту Агатовую. А у нас день безделья, на пляже валяемся.

По ночам достают лисы. Мы их не кормим, чтоб не привыкали попрошайничать. Поэтому они возмущаются, тычут носами в палатки, скребут лапами, подкопы под нас, спящих, делают. Ночью слышно из палаток детского лагеря:

— Иди отсюда… Пошла вон!

Вечером мы, мужчины, сходили ещё раз в Малую Церковную. Владимир ходил — светил в воду, крупные чилимы мигали из глубины бусинками сдвоенных глаз. Ещё трое пытались блеснить, кунджа не клевала.

Замёрзла мокрая нога с дырой в сапоге, и я пошёл греть её на кордон, он рядом. Уже знал, в избе живут биологи из Москвы, трое.

— Здравствуйте! — стою в дверях. Мне кивнули.

Девушка студенческого возраста листает гербарий с сушеными травами. Парень с миниатюрным микроскопом в глазнице вертит в руках зелёный росток, говорит что-то малопонятное. Женщина лет тридцати. Видимо, научный руководитель. Отвечает ему на латыни, девушка их записывает.

30 секунд стою, 40, 50… Жду, когда пригласят.

— Да вы проходите — наконец-то сказала мне женщина, указала на табурет.

— Ого! — сел, вежливо удивился. — Времена меняются, а гербарии до сих пор делают из старых газет?

— А из чего же их делать? — недовольно ответил парень, продолжая разглядывать зелень.

Я замолчал и больше не говорил. Кожей почуял, как они закрыты от меня на тысячу замков. Мало того, что я из России, а они из столицы (Москва не Россия, отдельное государство) — это были ещё и узкие специалисты. По морским прибрежным водорослям — и я, незваный гость, бесконечно далёк и неинтересен для них.

Надо сказать, всегда с большим уважением отношусь к узким спецам. В отличие от меня и подобных мне статиков, ученый динамит жизнь, прогресс вперёд двигает. Творческий человек подобен Господу Богу, он тоже Творец.

Другое дело, что упорная научная деятельность может сузить горизонт и в монстра расчеловечить. Как этого крупнейшего специалиста по наполеоновским войнам из Петербурга.

Поэтому к служителям прогресса всегда с уважением и почётом — но стараюсь любоваться ими на расстоянии, близко редко к себе подпускаю.

Сейчас в этой избе вчетвером я чувствовал свою отдельность от них, своё бесконечное одиночество. В тишине среди тихой латыни чувствовал себя трупом, который хорошо бы положить в воду у берега, и на мне вырастут очень интересные для их науки морские прибрежные водоросли.

Как-то ночью сидел у костра в лагере — вдруг на пляже три огонька. Это не лисьи глаза. Огни приближались, покачивались. Вверх-вниз, вверх-вниз… Догадался: ко мне идут три человека с налобными фонарями. Биологи, больше некому здесь.

А время поганое, ветер, холодно, морось. Вот три огонька свернули от пляжа на тропу в Крабозаводск, я различил в профиль тяжёлые горбы рюкзаков. Исчезли в мокрых зарослях. Несладко там сейчас. Как ни защищайся, а холодная вода тело найдёт!

Что погнало их ночью в такую погоду, когда "добрый хозяин собаку на двор не выгонит"? Научная деятельность, вот что. Наука зла, полюбишь и козла.

Утром проснулись, а за ручьём чья-то палатка. Рядом парочка коней гармонично оживляют пейзаж. У парня и девушки романтическое путешествие по Шикотану на лошадях.

А мы прощаемся с обжитым местом, уходим за перевал. Там ждут машины. Ходом проезжаем Крабозаводск, в Малокурильске докупаем продукты. Ещё перевал, и мы в бухте Солдатская. Родительский лагерь закладываем справа от речки, дети слева.

Натаскали дров из лесоповала и ушли гулять в бухту Безымянная, место сьёмок фильма "Робинзон Крузо".

В Солдатскую можно доехать на машине, а сюда только пешком. И это хорошо, повезло Безымянке, нет мусора.

Солнце ласково освещает бухту, живописные рифы и кекуры. Как фотореклама турфирмы, зовущей нас в тропики, в вечный солнечный праздник. Надо воткнуть здесь парочку искусственных пальм, будут к месту (шутка).

Спустились к пляжу. Погуляли. Полежали. Владимир командует:

— Дети, встали! Идём за речку, по пути собираем дрова.

5 минут, и на обед гора дров. Хорошо ходить коллективом!

После обеда свободный график. Настя начинает увлечённо строгать палочку. "Я делаю ложку". Фоткаю гулины вавки из зелёнки. "Походные шрамы" не портят, наоборот, украшают спортивную фигуру.

Фотографирую листики прибрежной флоры. Чем не пагода? В этой миниатюре заключена вся древнекитайская архитектура. Люди всегда копировали Природу, выдавая её изобретения за свои.

Вернулись в лагерь. Остаток дня можно назвать "Вечер кулинарных изысков". Ведь на пятый день поисков 23 человека нашли гриб, наконец-то! Моховик. Долго думал, как одним (!) грибом побаловать группу родителей. Развёл сухое молоко, приправы, и вот готова грибная подливка. Всем понравилось.

Но это ерунда, Ирина занялась более важным. В Малокурильске купила мясной фарш, а широкие листья дикого винограда собрала здесь на прогулке. Получился эксклюзив "Долма по-шикотански".

Всех круче оказались специалисты из детского лагеря. Они сделали кыстыбай (татарские пирожки). Варить-жарить на костре все умеют, а вот тестом заниматься в походных условиях — это высшее искусство путника-кулинара.

На долме и пирожках гастрономический туризм не затормозил. Позже была кета в семужном посоле и копчёный палтус (угостили местные отдыхающие) с рисом и — апофеоз всего — крабы (сами поймали).

Ловили "на мешок". Закидываешь в море пропиленовый вкладыш, там терпуг. Подождал, тащишь — штук 5 крабов держатся клешнями за мешок, не отпускают.

Утром идём на маяк Шпанберга, смотритель разрешает подняться на башню.

Потом (как вишенка на торт похода) туда, куда обязательно ходят все туристы на Шикотане. На мыс Край Света. Одна из крайних точек России, юго-восточная. 5 тысяч 400 километров до ближайшей земли, Гонолулу, Гавайи.

Мыс настраивает на торжественный лад. Это подходящее место, где хорошо повернуться спиною на Запад и ощутить позади Государство. Себя понять, как частицу его. Лицом к океану стать наследником, почуять спиной тени предков — служивых людей и лихих атаманов, что веками шли на Восток.

И дошли. Поэтому нельзя отдавать Шикотан, грех большой.

В Солдатской стоит самое фотогеничное дерево Шикотана. Тут был храм у японцев. Из всего синтоистского комплекса насаждений одна эта лиственница чудесным образом уцелела. От дерева красивый вид на море и скалы, поэтому после 1945 года его фотографировали тысячи раз.

Дерево за 43 года не изменилось — а на заднем плане видно, что исчезла, обрушилась арка скалы.

Вечером долго сидим у костра. Олег не даёт чайнику опустеть. Выпиваем, он ставит кипеть новый. Эля тихо поёт под гитару.

Грустно, завтра последний день. "Конец похода, конец…" — гуляет мысль в голове. Из темноты вылетает ночная бабочка, и жирный бражник молниеносно пикирует в костёр. Как лётчик-камикадзе в безнадёжно горящий авианосец.

Приезжают машины, едем в Малокурильск. Чтобы убить время до теплохода, Владимир и Ирина ведут нас на укрепрайон, там закопаны в землю советские танки. "Иосифы Сталины", ИС-2 и ИС-3. Дедушки танковых войск, грозная некогда сила.

Они вернулись в посёлок обратной дорогой. Я в одиночку пошёл незнакомым путём. Справа на спуске покосившийся дом. Крыльцо заросло крапивой, она выше роста, явно никто не живёт.

В доме три комнатки, валяются старые вещи. Белёные стены в паутине и в плесени. Окна разбиты, ветер гуляет, поэтому запаха тления нет. Деревянный пол крепок, ещё не прогнил. "Возможно, дом мне ещё пригодится" — думаю я. Выхожу в палисадник, лакомлюсь чёрной смородиной.

"Фархутдинов" стоит у причала.

Ещё в Южно-Сахалинске при планировании похода решил, что 8 дней — это мне мало. Поэтому взял обратный билет позже на 4 дня, чтобы походить по острову в одиночку. А сегодня почувствовал, что мне не хочется оставаться здесь одному.

Наши проходят через пост на причал, меня охрана не пропускает. Ну, судьба такая, сам хотел.

Проводил их, погрустил, пошёл искать место ночёвки. На пустыре танк на постаменте стоит. Поискал вокруг, нашёл в траве фундамент от старого Дома культуры. Даже ТО место вспомнил, нашёл…

Здесь. 43 года назад. Именно здесь я стоял, в зале, спиной к давно истлевшей деревянной стене. А вон там она танцевала с сестрой. Впервые увидел её. Неля. Стала невестой. Через год поженились.

Эх, ваще грустный день!

Поплёлся дальше, в гору полез, опять зашёл в брошенный дом. Пожалуй, здесь заночую.

1976 год. Остров любви.

В том году впервые шёл на Шикотан. На "Любовь Орлова", был такой теплоход.

Штиль, не качает. В музыкальном салоне кружатся пары.

Слова песни ещё не исполнились, ещё всё впереди. Я молодой 22-летний парень, я жадно вглядываюсь в горизонт. Там остров. Зелёный от бамбука, он светится, вырастает из тёмной воды океана как большой изумруд.

Причала нет, стоим в бухте, ждём плашкоут.

Нынче напротив танка на пляже коровы лежат, берег пустой — а при СССР там места лишнего не было, муравейник людской. Везде деревянные пристани, у них толпился москитный флот из РС-ов (рыболовный сейнер) и МРС-в (малый рыболовный сейнер). Десятки судов…

Местные коровы были, как дикие козы. По пляжам не валялись, паслись на таких склонах, куда человек разве на карачках залезет.

На берегу заводы, мельтешение трудового народа — а вверху серые одноэтажные бараки для "верботы", длинные, как вагоны.

Быт и работа. Драки. Секс, наркотики и рок-н-ролл.

Наркотиков не было, не помню. Какие-то смутные разговоры про "травку", не более. Даже пива не было на Шикотане, водка и вино заменяли всё.

После Дня рыбака вводился "сухой закон" до конца путины. Но водка на складах была, достать можно. Поводы разные. Свадьба, похороны, иной раз фиктивные. Счастливчикам достаточно было показать паспорт в сельсовете, где была дата с днём рождения.

Солидные мужики с ПРУ (погрузо-разгрузочная контора). Их все уважали, потому что хорошо зарабатывали. Причём не по сезону, а круглогодично. Элита трудовая, поэтому приезжих туда не брали, только местные жители.

Единственные в Малокурильске, кому высокий заработок позволял заказать бочку пива на бригаду. Привозили из Корсакова на теплоходе.

Сайра и продукция из неё были везде. Бесплатно и сколько хочешь. "От каждого по способностям — каждому по потребностям", шикотанский "сайра-коммунизм". Приезжие сайрой в баночках объедались.

Но для местных жителей сайра была опасна. Тот, кто любил сайру, старался есть её так, чтобы никто не видел. Шикотанский "кодекс поведения". Считалось, что, если ешь сайру, значит ты дошёл до последней точки падения, ты бедный, нищий, тебя нельзя уважать.

На Сахалине уже были свои машины — а тут на весь остров ни одной личной. "Жигули", "Москвичи"? Нет, ни одной. Только мотоциклы: "Планета", "Юпитер", "Минск"… Самыми крутыми были "Планета Спорт".

Дороги плохие, на мотоциклах мы ездили чуть быстрее пешехода — и только одно место было на дороге Малокурильск — Крабозаводск. Маленький участок, километр прямого шоссе, где мы устраивали соревнования, гонки.

"В СССР секса нет" (крылатая фраза из телемоста Ленинград — Бостон, 1986 год). Да, не было слова "секс", мы его не знали и не употребляли. Были другие слова, я их забыл.

В СССР был "Город невест" — Иваново, центр текстильной промышленности. Там позже специально построили заводы тяжёлой промышленности, где нужен мужской труд — чтоб девки с ума не сходили.

Шикотан был один в стране "Остров невест". Девушки приезжали не на постоянное жительство, а только на путину. Поэтому о гендерном балансе никто не заботился, и соотношение мужчина — женщина было один к десяти. Может, один к двадцати. Никто не считал, больше только на женской зоне.

Женщины приезжали разных возрастов — и больше всего девушки лет 18-20, бывшие школьницы. Возраст такой, перелётный. Из послушной и некрасивой "ученицы-гусеницы" они превращались в прекрасных бабочек. Вырастали вдруг огромные крылья, получали генетический приказ: "Лети!".

И они вербовались сюда, на край света. Чем дальше, тем лучше. Мало кто думал о заработке, о деньгах. Уезжали от несчастной любви, от надоевших родителей. Уезжали "отрезанные ломти".

Как сейчас вижу эти "ручьи" из девчонок. Как утром спускаются они по тропинкам от бараков к заводам на берегу. По заводской форме одеты и вооружены. Вверху молодые красивые лица в стерильных белых платочках — внизу в чёрную резину сапог всунуты опасные разделочные ножи.

Нож и любовь! Контраст поражал, напрягал, вдохновлял. Жизнь и смерть.

Ведь я был "мальчик-одуванчик". До 19 лет не было любви, девушки. Потом сразу служба, 3 года на подводной лодке в сжатом воздухе. Одичал. Вокруг только парни-сослуживцы и офицеры-мужики — и вот ДМБ. Мне 22 и я на Шикотане.

Смотрел на этих девушек с ножами в сапогах… Это не Шикотан! Это Африка, охота, сафари на львиц молодых. Опасно. Ведь любая из них — только подойду к ней — легко сдует мой девственный пух. А душа нетронутого матроса хотела, чтобы надоевший ему пух сдула самая хорошая… Чтобы я полюбил… И она…

Девушки! Это не привычная подводная лодка!

Иногда нам, парням, приходилось по работе ходить в цех, где девушки укладывали сайру в банки. Это было испытание — заходить туда.

Представьте цех, полный девчонок, человек 200. Целый день стоят они у весов и конвейера, шумно, даже не поболтать. Скучно вчерашним школьницам!

И вот открывается маленькая боковая дверь, в цех заходит… "Мальчик! Да хорошенький!". 200 пар глаз отрываются от своих баночек и заряжают дружный выстрел в моё одинокое сердце. Физически, меня аж отбрасывает.

Поделился этим фактом с Витькой-напарником. Он в ответ слов не нашёл, молча помотал головой. Мы все не любили туда заходить.

Анна Ахматова: "Когда б вы знали, из какого сора растут стихи". Вот обычный картон, пример такого "сора".

С месяц работал со студентами на заводе №96 в цехе готовой продукции. Задача была схватить с конвейера картонный ящик с банками сайры, разбежаться и поставить в штабель как можно выше. Работали весело и шагом не ходили, бегали, к концу смены пропитывались запахом бумажной пыли, картона.

Прошло лет 20, я стал в два раза старше. Уже на Сахалине как-то поехали за ящиками в Корсаков на фабрику гофтары. Только вошёл в цех — и встал столбом, окаменел буквально. Запах картона, запах молодости и любви.

Да. Ведь полный остров молодых. Как же без русской забавы!

Мужское население было негласно поделено на "морских" (рыбаков) и "местных" (кто работал на берегу). Причём "местными" считались и те парни, кто приехал временно на путину, и кто жил на острове постоянно.

"Морскими" были все флотские, которые во время сдачи сайры жили у себя на судах. Экипажи с Владика, Магадана, Охотска, Питера (Камчатка)… Со всего Дальнего Востока

"Морские" по вечерам поднимались от моря к женским баракам с надеждой остаться там до утра. Драться они не любили. Зачем драка моряку?

А вот берег был уже территорией "местных". Инициаторами конфликтов против "морских" всегда были "местные" из мужских бараков. "А ишо на наших женщин позарились!"

Для приезжих девушек ("вербота") правил не было, а кто жил на острове круглогодично, те подчинялись "кодексу поведения". Например, на причал ей ещё можно было зайти. Мало ли, по работе… А если шагнула на трап, зашла на сейнер — всё! На тебе "пятно", все про это узнают.

С Нелей играли свадьбу нашу в бараке. Присутствовал весь свободный от вахты экипаж нашего МРС-а, где я — жених — ловил по ночам сайру. Девушек было мало, и народ пошёл искать "любви" по баракам.

Утром на судне нет половины людей. Нашли их в больничке, с разбитыми лицами. Местные постарались, не упустили свой шанс…

Свадьбу гуляли в самый пик сайровой рыбалки, в самые деньги. Экипаж неделю приходил в себя, и старпом ещё долго ворчал, поглядывая на меня: "Эта ё ### свадьба!".

Больше всего на острове (после работы и секса) было рока. Исключительно зарубежного, русского не было.

Владивостокский Дальрыбвтуз, иркутский Иняз, прибалты, другие студенческие отряды с бескрайнего СССР… Все привозили свои усилители и инструменты, свой репертуар.

Рок-действо происходило на открытой танцплощадке на высоком берегу — и это были не хиленькие танцульки в ДК "Океан". "Темнота — друг молодёжи", бешеные пляски начинались вечером, как стемнеет.

У местных тоже была банда музыкантов. Лидер был Алексей, крупный парень по прозвищу Бабай. Получил его из-за припева одной из песен Deep Purple . "Бай-бай, бай-бай… Гудбай, гудбай, гудбай!" мощно завывал Лёха на всю Малокурильскую бухту.

Ужас, что творилось. На площадке и вокруг. "А поутру они проснулись, вокруг помятая трава. Да не трава одна помята, помята молодость моя".

Утром просыпаюсь, встаю с пола: крапива в окно разбитое кивает макушками мне:

— Вова! Ты не турист. В таком пошлом-грязном доме ночуешь… Ты бич бесприютный, бомжара, позор тебе и упадок!

Как мог, сопротивлялся траве, крапивному мнению. "Я путешественник!" — и собирал постель, прятал ненужные вещи в мусор, налегке уходил в радиалки.

В бухту Хромова. Мы её называли Ложная, потому что рядом со входом в Малокурильскую бухту. Советские рыбаки, иногда не очень трезвые, в тумане по ошибке заруливали в неё.

Потом в бухту Отрадную. Старинное слово "отрада", означает радость и удовлетворение. Красавица бухта, узкая как фьорд. Живёт своей жизнью, отдельной от моря.

Вышел в конец Отрады на дорогу Малый — Крабово. При СССР тут была молочно-товарная ферма, а у жителей Малокурильска что-то вроде дачного посёлка. Один раз ночевал здесь в компании.

Нынче нет ничего, ноль. Трава растёт, и всё. А люди строились основательно, навсегда! Что здесь творилось в 90-е годы и после землетрясения, когда даже на Сахалине народ бросал свои дачи и бежал на материк сломя голову? Как ребёнок был остров у больной Матери-России, "вокруг вода, а посередине беда", выживай как можешь.

Гулял, возвращался, опять ночевал в этом доме…

На третьи сутки не выдержал справедливых обвинений крапивы и ушёл ночевать на самую высокую гору острова. На "Четыреста Двенадцатую", так мы её называли. Не знали, что это гора Шикотан.

Утром сижу у палатки на плоской вершине, чай пью и вокруг лицезрю. Всё видно, остров маленький, погода хорошая. Внизу разноцветный, красивый Малокурильск, нет уже серых бараков. Та жизнь ушла, на смену другая пришла.

Ещё раз оцениваю идеальный овал бухты. Хорошее, действительно "лучшее место", жить здесь и жить.

Счастья тебе, Малый!

В этот же день ушёл на "Фархутдинове" с острова любви на свой остров окончательного дожития.

Источник